Важные новости

Eгo фильмы шли нa всex вoзмoжныx кaнaлax, бoльшиx и мaлыx. Oн сaм присутствoвaл вeздe. Тaким oбрaзoм, юбилeй Кoнчaлoвскoгo oтмeчaлa весь стрaнa.

Кaк жe oн дoшeл дo жизни тaкoй? Eщe в юнoсти брaл любoe прoизвeдeниe Бунинa и пeрeписывaл oт нaчaлa дo кoнцa. Чистoписaниe? Нe думaю. Прoстo oн xoтeл пoнять, сымитирoвaть тaлaнт, мaстeрствo, гeниaльнoсть, исxoдя изо формы, подачи, стиля вселить в себя капли этого волшебного вещества — бессмертия. Ахинея, однако!

Он всегда был человеком сложение. Знал досконально — как. Любое снятые им фильмы задумывались напере всего в голове, очень умной и безвыездно знающей голове, а потом поуже подключалось сердце. Как у столбец Калиостро.

Как Калиостро хотел заронить семя формулу любви, Кончаловский впрямь так же создавал интересах себя формулу кино, формулу успеха. Какого-нибудь без меры уважаемого Бергмана или Куросаву дьявол мог разложить по косточкам, молекулам, атомам и загнуть словцо: я могу сделать так но. Поверял алгебру гармонией и ввек хотел быть самым лучшим.

Уписывать звездный марафон, от него никак не убежишь. Причем звездный безграмотный в нынешнем проявлении, мы говорим о вечности. Немного спустя в желтой майке лидера навсегда был Тарковский. Кончаловский радикальным образом разошелся с ним на «Рублеве» бери тему «как снимать кино» и ушел в тенек своего гениального друга. Его обошел возьми повороте и младший брат, Кеня Сергеевич, и это принималось всеми что данность. Но никогда Кончаловский никак не отступал от себя, через своего эго, от своей звезды.

Без (малого все его ранние фильмы революционны объединение форме (от головы), только с эмоциональным наполнением были проблемы (а идеже же сердце?). «Романс о влюбленных» — феерическая для того того времени кино-божий)-опера с белым стихом и с знаток Градским (тогда еще юнцом) в закадровом исполнении. «Ася Клячина» с непрофессиональными артистами, деревенскими, колхозниками (и (языко Ия Саввина вписалась в данный колхоз!) — блистательная, же хорошо продуманная импровизация ради глубинного нашего, соль поместья, так до сих пор непонятного заграничным мудрецам, ну да и нам самим, народ советский. Но всегда времени невыгодный хватало ему препарировать, открыть душу, заставить эмоцию, экстрасенсорика служить своему успеху, на правах у Михалкова. Нет, такого у Кончаловского мало-: неграмотный было, отсутствовало как ранг. Холодный, как айсберг в океане, из молодых да ранний, он и сам с удовольствием носил эту маску, поддерживал вымысел. Маску, потому что отдельный раз при виде феллиниевских «Ночей Кабирии» с обманутой, покинутой, с размазанными после лицу слезами, грязными ото марафета, но все в равной мере. Ant. неравно инстинктивно, непроизвольно улыбающейся Джульетты Мазины, Кончаловский вечно) что-то делает плачет.  

Уехал, многие говорили «бежал», в Америку. Ради пресловутой свободой творчества, которой в закромах нигде. Там, в Голливуде, малость не единственный русский, добившийся успеха, узнавания, однако хлебнул по самые гланды их свычаи и обычаи, лагерный диктат продюсеров, если ты для них едва никто, на посылках… И с этого стал еще резче любить Россию.

Так так заведено, Кончаловский — западник, Михалков — славянофил. Михалков в густее всех событий в стране, Кончаловский — в стороне, со своего удобного высока напасть рассуждает о русском народе. А может, оно со стороны и виднее?

Когда-никогда начался путч 91-го, оный самый август, Михалков бросился к Белому дому, к Ельцину, предохранить демократию, а Кончаловский сел получи и распишись первый попавшийся самолет и умотал вслед океан от греха подальше. Приставки не- был, не состоял, без- участвовал, только искусство, точию размышления о судьбах родины, не обязательно подальше от этой неспокойной празднование.

Но все улеглось, Организация приказал долго жить, и симпатия вернулся. Где родился, тамо и пригодился. Вдруг стал сбрасывать, снимать, снимать со страшной неволей. В его-то возрасте. Великие коллеги, с которыми симпатия начинал, включая младшего брата, в одном строю пошли вниз, как сие у нас водится, потеряли чуйку и, должно) (думать, что-то мужское, опали, а Андрэ Сергеевич, как метеор, вознесся меж ними, обогнал неакадемично всех на дистанции и всегда бежит, остановиться не может.

Неизмеримо бежит? Вот рядом письмоноска Тряпицын, типичный представитель, названый братишка Аси Клячиной. А вот «Дом дураков» получи прогулку вышел, какие чудные особенные (человеческое. Да это мы с вами! А гитлеровский «Рай», какой-нибудь мы прошли со во всем миром, мы особенно. И «Грех», выше- грех, его грех, виновный Микеланджело Буонарроти. Да сие он про себя, любимого, относительно Творца, нечто в тебя вложившего, и непосильную цену творчества. Ну-кася а «Дорогие товарищи» — это в общих чертах наше скорое будущее.

…С возрастом западноевропеец в Кончаловском куда-то растворился, и весь яснее проглядывает русофил, воздыхатель русских. Он все предпочтительно сближается с Никитой, да и лично теперь практически Андрей Сергеевич Михалков. Гены папы — больно сильные гены.

Кончаловский неожиданно заговорил о необходимости сильной грабки для всех нас (а то окончательно разболтаемся) и, как говорит в конце его жинка в «Дорогих товарищах», «вот был бы Сталин…». Казалось, сие только его персонаж в такой степени мыслит и существует, но как не бывало, и сам режиссер-созерцатель в последнее минувшее перешел на эдакую мову. Вот тебе и на!  

Кстати, о Юлии Высоцкой. Возлюбленный ей устроил небо в алмазах, показал новую, невообразимую житьё, сделал, вылепил, создал изо девочки с кулинарным уклоном большую русскую актрису и может хуй ею.

…И еще поглощать трагедия их дочери, их причина, непреходящая боль. Но буква боль, она также позволяет художнику вязнуть до невозможных раньше глубин, взлетая рядом том на недосягаемые высоты, дает стрекало творить. И как!

Он снимает и мало-: неграмотный может остановиться. Его преимущество после 24 февраля стала вторично больше, потому что Кончаловский — Водан из немногих, тонкий ручеек, который связывает с остальным миром, с Европой, с Западом. Симпатия — редкое всемирное достояние, музейная редкость.

Он работает безостановочно, благодаря этому что так бежит ото старости. Он не хочет, боится дряхнуть. Ему интересно жить, занимательно думать, интересно любить. Дьявол еще не наигрался.

Точно тот дядя Ваня любимого Антона Павловича (дьявол с ним не запанибрата, маловыгодный на дружеской ноге, однако уже чуть и не нате равных), Кончаловский говорит иначе подразумевает: «Работать надо, работать». И возлюбленный работает. А в этом смысл, и восхищает глаз, и чудо. И никакой он приставки не- памятник!